социально-психологический тип, запечатленный в русской литературе 1-й половины 19 в.; его главные черты: отчуждение от официальной России, от родной среды (обычно - дворянской), чувство интеллектуального и нравственного превосходства над ней и в то же время - душевная усталость, глубокий скептицизм, разлад слова и дела. Наименование "Л. ч." вошло во всеобщее употребление после "Дневника лишнего человека" (1850) И. С. Тургенева; сам же тип сложился раньше: первое законченное воплощение - Онегин ("Евгений Онегин" А. С. Пушкина), затем Печорин ("Герой нашего времени" М. Ю. Лермонтова), Бельтов ("Кто виноват?" А. И. Герцена), тургеневские персонажи: Рудин ("Рудин"), Лаврецкий ("Дворянское гнездо") и др. Черты духовного облика "Л. ч." (подчас в усложнённом и измененном виде) прослеживаются в литературе 2-й половины 19 - начала 20 вв. (в произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, вплоть до А. И. Куприна, В. В. Вересаева, М. Горького). Типология "Л. ч." сказалась в лирике (Лермонтов, Н. П. Огарев). В западноевропейской литературе "Л. ч." в известной мере близок герой, вызванный к жизни "длительным похмельем" (см. К. Маркс, в кн.: Маркс К. и Энгельс Ф., Сочинения, 2 издание, том 8, с. 122) после буржуазной революции 18 в., разочарованием в социальном прогрессе ("Адольф" Б. Констана, "Исповедь сына века" А. де Мюссе). Однако противоречия русской действительности, контраст "цивилизации и рабства" (см. А. И. Герцен, Собрание сочинений, т. 7, 1956, с. 205), неразвитость общественной жизни выдвинули "Л. ч." на более видное место, обусловили повышенный драматизм и интенсивность его переживаний. На рубеже 50-60-х гг. революционные демократы Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов резко критиковали "Л. ч.", его нерешительность и пассивность, вместе с тем неправомерно сводя содержание проблемы "Л. ч." к теме
Либерализма
. С переоценкой "Л. ч." выступил и Ф. М. Достоевский, осудив его индивидуализм и оторванность от народной почвы. Литературный образ "Л. ч.", возникнув как переосмысление романтического героя (Дж. Байрон, Пушкин), складывался под знаком реалистической портретизации, выявления разности между персонажем и автором. Существенным в теме "Л. ч." был отказ от просветительских установок во имя беспристрастного анализа "истории души человеческой" (Лермонтов), что создавало почву для глубокого психологизма и последующих завоеваний реализма.